Из столичного дома Крэйбонгов Питер уехал служить в посольство Бригантии в Пруссии, а кратко гостившие граф и графиня Фосбери, прихватившие с собой после этого Бригитту — в одно из отдалённых поместий Уобёрнского аббатства — вотчины герцогов Бедфордских. Там они втроём поселились под чужими именами, причём граф выказался перед слугами мужем Бригитты, и стали ожидать рождения ребёнка.
Отношения между всеми троими были натянутыми. Лорд Фредерик не мог простить жене того давления, которое она на него оказала и той угрозы развода, которую при этом использовала. К Бригитте же он относился и вовсе как к пустому месту.
Дора сама испытывала стыд перед мужем за то, что свалила на его голову все эти проблемы и заставила их решать, приняв обязательства длиною в жизнь. Вдобавок она внутренне не чувствовала себя готовой к материнству, ей никогда ранее не приходилось заботиться о детях, и, положа руку на сердце, она не испытывала радости от скорой перспективы стать матерью для чужого ребёнка. Поэтому она мало общалась с Бригиттой, и никаких дружеских разговоров с ней не вела.
Бригитта тоже отнюдь не была счастлива. Напротив, она была зла. И злилась она буквально на всех — на Питера, на его отца герцога, и даже на Дору с её мужем, которые скоро заполучат ребёнка, выношенного и рождённого ею. Не злилась Бригитта только лишь на се6я. Себя она считала жертвой всех этих богатых людей, отнимающих дитя у его матери. Её раздражал один только вид Доры, прогуливающейся сейчас по саду в богатой одежде и с ракеткой в руке, которой та отбивала резиновый мячик о подмёрзшую с утра землю. Та самая Дора, которая ещё недавно помнилась ей дворничихой в заношенных валенках и полушубке. Бригитта представила, как через пару лет Дора так же будет прогуливаться, но уже рядом с нею будет находиться малыш. Её, Бригитты, малыш, которого все будут считать ребёнком Доры. Женщина разрыдалась и со злостью оттолкнула чашку с водой, которую ей протянула служанка.
Она не в первый раз срывала зло на этой служанке, только потому что не могла сорвать его на ком-либо из тех, кого считала виновными в своём несчастье. Она попыталась начинать заговаривать с Дорой с тем, чтобы окончить этот разговор истерикой, но Дора с самых первых слов пресекала любые попытки бесед и уходила, словно бы за что-то сердясь на неё. Бригитта чувствовала себя совершенно одинокой и брошенной, словно вернулся тот момент её жизни, когда она узнала о том, что не является дочерью герцога и в перспективе у неё только монастырь, и то — в лучшем случае. Она попыталась подойти с разговором к графу Фредерику, задав вопрос о том, куда ей лучше будет уехать после рождения ребёнка, но тот лишь встряхнул развёрнутой газетой и холодно ответил, что не желает об этом ни думать, ни знать, как не желает потом видеть Бригитту никогда в своей жизни. При этом его не тронули рыдания Бригитты, с которыми она встретила его слова.
Слуги в поместье часто шептались между собой о том, что более странной семьи, чем эта, им, пожалуй, не приходилось видеть. Что рядом с этой непонятной супружеской парой делает их юная, как им сказали, дальняя родственница, было совершенно непонятно. Слуги строили разные предположения, нагромождая одну фантазию на другую, чем и развлекались во всякое свободное время.
За пару недель до родов в занимаемом ими доме поселилась пара женщин, которые должны были помочь Бригитте разрешиться от бремени. Главная из них, высокая и дородная дама, осмотрев Бригитту, нашла положение ребёнка правильным и сообщила Фредерику, что осложнений в родах, по её осторожному прогнозу, быть не должно.
В ближайшей деревне Фредерик нашёл кормилицу — женщину по имени Мэри, недавно родившую собственного, третьего по счёту, дитя и согласившуюся проехать вскоре до определённого города, кормя по дороге ещё одного ребёнка, помимо своего, а потом вернуться обратно к своей семье.
Ребёнок родился в начале января. Лорд Фредерик на время родов удалился в дальний конец поместья, а Дора в сильном испуге бегала по его коридорам и за дверью, где долго кричала роженица. Искать поддержки у Фредерика ей не пришло в голову, возможно потому, что она до сих пор не помирилась с мужем, да для этого и не было условий при тех ролях, которые они исполняли перед слугами.
Младшей повитухе пришлось проделать довольно длинный путь по коридорам поместья, чтобы прийти к "отцу" с новорожденным на руках и со словами:
— Поздравляю, сэр, у вас родился сын.
Фредерик, лишь мельком взглянув на младенца, сказал:
— Прекрасно. Отдайте его Мэри.
А Дора, как только получила разрешение от старшей повитухи, вошла в комнату к Бригитте. Она подошла к кровати и сочувственно взяла её за руку. Бригитта повернула к Доре измученное лицо и сказала:
— Мальчик. Я родила мальчика.
После этих слов она тихо заплакала. Дора же лишь молча гладила Бригитту по руке.
Потом Дора долго смотрела на спящего младенца, в личике которого уже были видны черты её брата Питера. Она отчего-то боялась даже прикоснуться к нему. Несмотря на понимание того, что скоро она будет объявлена матерью этого малыша, никакого пробуждения материнского инстинкта Дора в себе не нашла.
А его истинная мать погрузилась в какое-то апатичное молчание. Она не сделала попыток навестить сына или поговорить о чём-то с лордом Фредериком, Дорой, или даже кормилицей.
Уже через пару дней странное семейство покинуло поместье в сопровождении Мэри. Таким составом они доехали до городка Ипсвич, в котором граф заселил всех в гостиницу и, вооружившись газетой с местными объявлениями, нашёл новую кормилицу. Здесь дороги путников расходились. Мэри, получив свой заработок, поехала обратно в карете, взятой из занимаемого ими ранее поместья. Фредерик с Дорой в одной карете, и новая кормилица, держащая на руках младенца, во второй, отправились домой уже как семья Фосбери с новорожденным сыном.
А Бригитта осталась одна, прижимая к себе сумку с крупной денежной суммой, и сидя у стоянки рейсовых пассажирских дилижансов, чтобы сесть в первый же попавшийся из них.
Часть 8 Глава 1
Зима в графство Оддбэй пришла со слякотью, промозглым воздухом и периодическим ледяным дождём. В общем всем тем, что бригантцы называют "мистер Пневмония", с ударением на букву "о".
Майкл назначил всем работникам консервного завода и мебельной фабрики разовую выплату, чтобы они утеплились, обновив обувь, верхнюю одежду, перчатки и зонты, а также постановил держать возле рабочих цехов большие чайники, постоянно наполненные горячей кипячёной водой. И всё равно, нет-нет да и звучал среди работников хриплый кашель, который буквально выводил Майкла из себя.
Чаще всего Майкл теперь проводил время на развивающейся мебельной фабрике. Сначала он вступил в долю собственности с бывшим владельцем мебельного цеха, а потом и вовсе выкупил его полностью, благо бывшему собственнику этот цех приносил мало прибыли и цена его доли была невысока. Только после этого Майкл, практически остановив работы по производству мебели из досок, наказал мастерам экспериментировать со смесями опилок, древесной стружки, казеинового клея и горячего пресса. Майкл не знал, в какой пропорции надо всё это смешивать и как именно обрабатывать, чтобы в итоге получилась глакая древесно-стружечной плита, или, сокращённо, дсп, но на словах рассказал, к чему нужно стремиться.
Устроивший его результат получился сравнительно быстро — ничего особо сложного в производстве дсп не было. После этого Майкл выдал примерный перечень того, где можно использовать получившийся материал уже в таком виде. И хотя его производство из дармовых опилок и стружки было несравнимо дешевле закупаемого в других областях дерева, перспективной целью Майкла было производство мебели из дсп. А для этого нужно было научиться покрывать эти плиты деревянным шпоном.
Тогда Майкл предложил мастерам задействовать имеющиеся в цеху широкие острые рубанки и валы, которые сейчас использовались для придания округлой формы деревянным заготовками для последующего применения, к примеру, в качестве ножек для столов или балясин для перил. В итоге, после долгих мучений, экспериментов, подгонок и прочего, у них получилось созданным станком снимать очень тонкий слой с вращающейся круглой деревянной заготовки, а потом мочить его и высушивать при определённой температуре, чтобы получившийся шпон не рассыпался и не деформировался, а сохранял целостность и эластичность, пригодную для того, чтобы быть наклеенным на лист дсп.