Кроме того, Майкл повелел организовать ремесленное училище, куда помимо всех желающих направлялись бы выпускники приюта, с тем, чтобы, не приступая к тяжёлому труду в столь раннем возрасте, они могли жить ещё какое-то время за счёт графства Оддбэй и обучаться более квалифицированному труду, нежели черновому.

Сам же детский приют был поименован Майклом "Стрижи" в честь фамилии его детского друга Славки.

— Знаешь, Майкл, — признался ему как-то граф Оддбэй, — Каждому родителю всегда хочется, чтобы их дети были более достойными, более счастливыми, чем они сами. Когда я смотрю на тебя, моё сердце наполняется отцовской гордостью за то, что я вижу. Ты так много уже сделал для нашего графства, что иному и жизни бы не хватило.

— Вот только одно меня тревожит, — продолжал лорд Вилей, — После той неудачи с предложением к дочери герцога, ты будто бы и вовсе потерял интерес к женитьбе. А ведь все твои ровесники одного с тобой положения в обществе ставят это первым своим делом. Оно конечно, подходящих невест всегда есть с избытком, а ты — не девица, чей возраст для большей вероятности брака ограничен лишь несколькими годами, но всё же, пора бы тебе присматриваться, да и выбрать себе жену подостойнее.

— Ну должен же я иметь и недостаток, — отшутился Майкл, — Вот я и имею таковой — всё больше делами занимаюсь, а не перебором девиц на балах.

— Боюсь, должен вас огорчить, отец, — уже серьёзно продолжил Майкл, — но искать себе жену в обозримом будущем я не намерен.

В самом деле, Майкл не мог представить рядом с собой ни одной женщины, которая будет требовать к себе внимания, потакания свои капризам, заставлять его выслушивать свои сны и прочие глупости… Ни одной, кроме Долорес-Софии, ныне носящей фамилию Фосбери. А поскольку это для него неосуществимо, то и думать о женитьбе нечего.

Вскоре граф Оддбэй сообщил своей жене и сыну, что их ожидают в Фосбери на крестины новорожденного сына графа Фредерика.

Ехали в карете под падающими большими хлопьями снега, устилающим белым покрывалом дорогу и все её окрестности. На душе у Майкла было грустно и как-то пусто, словно ему, как и его глазам, не хватало чего-то привычного и необходимого.

В замке Фосбери Оддбэи увидели ещё несколько семейств из соседних графств, а также самого герцога Крэйбонга с его старшим сыном Брайаном. В центре большого зала была уже установлена круглая купель для крещения новорожденного, рядом с которой находился священнослужитель.

Майкл подошёл к лорду Фредерику, стоящему рядом с Крэйбонгами, поздоровался и поинтересовался, отчего он не видит здесь своего друга Питера. С сожалением Майкл выяснил, что Питер уехал за пределы Бригантии к новому месту службы, и это надолго. "Он даже не написал мне, что уезжает" — расстроенно подумал Майкл. На сердце его стало ещё более пусто, чем ранее.

Послышался голос младенца, издающего звуки, похожие на кряхтение, и в зал вошла Долорес-София, имевшая, на взгляд Майкла, несколько измождённый вид. За ней гордо шествовала леди Элизабет, держащая на руках крошечный покряхтывающий свёрток. Священник принял младенца, освободил его от пелёнок и совершил обряд окунания его в воду, отчего ребёнок, разумеется, громко заплакал, и нарёк младенца именем Эдвард. После обряда, когда герцог сунул в кулачок внука традиционный подарок — серебряную ложечку, гости захлопали, загомонили. Все поздравляли лорда Фредерика с появлением наследника, будущего графа Фосбери. А потом герцог передал ребёнка своей дочери.

Долорес-София приняла ребёнка на руки довольно неловко, при этом взгляд её выражал едва ли не панику. Наверное, никто кроме Майкла в этот момент не смотрел на молодую мать, всё внимание гостей было сосредоточено на принимающем поздравления лорде Фредерике. "Да она же держит его словно впервые!", подумал Майкл. Элизабет, однако, сразу забрала у графини дитя, которая та отдала его ей с явным облегчением на лице. Между тем, Элизабет подошла с ребёнком к виконту.

— Поздравляю вас, леди, с появлением племянника, — слегка поклонился ей Майкл.

— Не желаете ли полюбоваться на нашего малыша? — спросила Элизабет, освобождая личико ребёнка. Из пелёнок на Майкла смотрел словно крошечный Питер Крэйбонг.

— Почему он так похож на Питера? — пробормотал Майкл.

— Он похож на свою бабку, покойную герцогиню Софию, — гордо ответила Элизабет и ткнула пальцем в направлении вывешенного на видное место портрета, изображавшего мать всех троих детей герцога Крэйбонга, чьи черты и унаследовал Питер, а также, как выяснилось, маленький Эдвард Фосбери.

"И всё равно, что-то здесь не то", упрямо подумал Майкл.

Глава 3

— Отец, — спросил Майкл лорда Вилея, когда они возвращались домой, — а ты ведь частенько навещаешь графа Фосбери?

— Не сказал бы, что частенько, но да, навещаю порой. А что такое?

— Скажи, а давно ли ты видел графиню до сегодняшнего дня?

— Да вот когда был в прошлый раз, месяца три назад, тогда и видел. Так к чему эти вопросы?

Леди Эстер тоже вопросительно уставилась на Майкла.

— Не припомнишь, показалась ли она тогда тебе беременной?

— Тьфу ты, Майкл, чем только твоя голова занята! Что я, к животам жён своих друзей присматриваться буду?

— Значит, как я понимаю, не показалась? — продолжал настаивать Майкл.

Леди Эстер решила вмешаться.

— Майкл, твой отец не заметил этого. По всей вероятности, ничего заметного для поверхностного взгляда и не было. Я понимаю, о чём ты подумал, но всё же достаточно посмотреть на этого ребёнка, чтобы понять, что он внук покойной герцогини. У него такие же беленькие волосы, голубые глазки и носик пуговкой. Всё это могла передать ребёнку только графиня, не Фосбери же.

"Не только графиня", подумал про себя Майкл. "Это пусть местные графья умиляются фамильным сходством, а мы в средней школе учились, биологию посещали, и про доминантные и рецессивные гены кое-что помним". Согласно этим законам, вероятность, что светловолосый ребёнок родится у светловолосой герцогини и темноволосого герцога, была довольно низка. И то, что Питер уродился внешностью в мать, было выпадением этого редкого шанса. А какова вероятность, что светловолосый голубоглазый ребёнок родится от темноволосого зеленоглазого отца — лорда Фредерика и темноволосой кареглазой матери — Долорес-Софии? На порядок меньше.

Дома Майкл нервно ходил из угла в угол в своих покоях и размышлял.

Итак, ребёнок похож на герцогиню… и её сына Питера. Судя по срокам, Долорес-София ловко играла в теннис, когда была на четвёртом месяце беременности. Стала бы она это делать, если б знала, что беременна? Нет. Отпустил бы её играть граф Фосбери? Однозначно — нет. Могла ли она тогда не знать, что беременна? Очень сомнительно. Как минимум, обязана была бы это подозревать, да будучи ещё в окружении лорда Фредерика и леди Элизабет, горячо надеявшихся и ожидавших этого.

Дальше. Питера нет в стране, отправили с посольством в Пруссию. Между тем, он не собирался никуда ехать, когда они виделись в последний раз, у него в планах было иное. А виделись они с ним у его содержанки. Светловолосой голубоглазой Бригитты.

Все эти размышления, накладываясь на картину не умеющей брать на руки дитя и паникующей при этом Долорес-Софии, переросли в голове Майкла почти в уверенность, что женщина, в которую он влюблён, стала жертвой нечистой игры её коварного мужа и золовки с подменой родителей новорожденного. И, конечно, всё это произошло не без участия герцога Крэйбонга.

А если всё так, то это значит, что Долорес-София попала в беду, но помочь ей просто некому, и тогда ему, Майклу, нужно действовать. Но как?

Для начала, надо убедиться, что его подозрения верны. Майкл написал письмо Тому — слуге, живущему в их столичном доме и присматривающему за ним в отсутствие семьи Оддбэев. В нём он просил того наведаться по определённому адресу в Блумсбери и осторожно проверить, как поживает там некая Бригитта, и сразу отписать ему обо всём, что тот узнает. Секретарю же Майкл велел, в случае получения письма от Тома, передать его лично ему, не вскрывая.