Лишь после этого напряжение, в котором он пребывал после увиденного ночью кошмара, отступило. Майкл решил заехать за Клариссой, чтобы вместе посидеть в каком-нибудь трактире. Она рекомендовала "Отважный хомяк", сказав, что там поют песни приглашённые владельцем артисты.

И вот, под кисловатое вино, закусывая сыром, Майкл с Клариссой сидел за столом на деревянной скамье и приобщался к простонародному творчеству аборигенов этого мира. Возле одной из стен трактира сидела пара молодых длинноволосых парней, один из которых наигрывал себе на каком-то подобии гармошки, а другой держал в руках и периодически дудел в нечто, похожее на гобой — это были концертина и рожок, как пояснила Кларисса. Музыканты пели балладу. Причём, как выяснилось, в Бригантии вообще народными песнями были именно баллады. Вот только темы у этих баллад были самыми разнообразными, будь то слезливые любовные истории, воспевания чьих-нибудь героических подвигов, или религиозные, но это в любом случае были длинные баллады. Майкл же сподобился прослушать шуточную балладу на грани приличия, о некоем сэре Гарольде и его весёлых любовных похождениях.

Сэр Гарольд был такой герой!

Умел он пошутить!

Ещё когда был молодой,

То взялся он грешить:

Пока соседи бой вели,

Рога им наставлял.

Когда же в гневе те пришли,

Сэр Гарольд им сказал:

«Вы подвиг воинских утех

Вершили в честь корон,

Трудился я один за всех,

Любил я ваших жён.

Я предлагаю нам гурьбой

Пойти вина испить!»

Сэр Гарольд был такой герой!

Умел он пошутить!

Посетители трактира похоже, знали эту балладу, и хором подпевали последние строки в её куплетах, ритмично постукивая кружками по столам.

Играл однажды господам

Охотничий рожок.

Они, оставив дома дам,

Поехали в лесок.

Когда же был большой привал,

Трофеям счёту срок,

Друзьям сэр Гарольд показал

В петлице лишь цветок.

Сказал: «Сегодня, вы, друзья,

Искали лисий ход.

И я искал, нашёл и я…

К трактирщице подход.

Ведь лис уже не воскресить,

Лишь чучел набивать,

Я ж думаю и впредь ходить

Трактирщицу любить!

Охотничий успех мне свой

Как ваш не возвестить».

Сэр Гарольд был такой герой!

Умел он пошутить!

— Умел он пошутить! — дружно согласилась публика, бодро подпевая заводному мотиву.

Сэр Гарольд был такой герой!

Умел он пошутить!

Однажды смерть ему с косой

Попалась на пути.

Она сказала ему: «Вот!

Конец тебе настал!»

Но наш герой вдруг достаёт

Ей зеркальца овал.

Ответил он: «Давно готов

Я век гореть в огне!

Но по прошествии веков

Что скажут обо мне?

Что я со старою каргой

Улёгся вечно спать?

Ты посмотри на облик свой,

Ну как тебя любить?»

Со смехом ей он предложил

Попудрить нос пойти.

Сэр Гарольд, он героем жил!

Умел он пошутить!

Провожая Клариссу до её дома, Майкл поймал себя на том, что мотив этой баллады привязался к нему, словно репей на штаны. Остаться Майкл не захотел, собирался обдумать дома новую идею, которая посетила его в том трактире — о создании ресторации для более воспитанной публики, в которую можно пригласить женщину, не рискуя при этом выпить недоброкачественного дешёвого вина или выслушать длинную религиозную балладу. Ну, и покушать вкусно — это уж, как водится. Насколько знал Майкл, в Йорке существовал лишь один ресторан, и тот созданный французами, с довольно бедным перечнем меню — наваристый бульон и несколько видов мяса. Так что Майклу было где развернуться, тем более, что уж о функционировании культурного общепита Майкл знал практически всё.

"Да уж, это не театр, в создание которого я сунулся, почти ничего не зная о его положении в Бригантии" — подумал Майкл, направляясь к оставленной неподалёку карете — "И это ещё хорошо, что лишь недавно здесь отменили положение, по которому женские роли на сцене разрешалось исполнять только мужчинам. Иначе я бы с размаху вляпался ещё и в гендерные заморочки… тьфу-тьфу-тьфу, чур меня!"

Глава 4

Майкл уже почти подошёл к своей карете, и не поверил своим глазам, когда увидел, что навстречу ему в одиночестве идёт Долорес-София. Лицо её было залито слезами, и шла она так, словно была готова упасть. Майкл буквально поймал её. Долорес-София отчаянно плакала у него на груди, и он обнял её, словно пытаясь укрыть от всего, что её так расстроило. И, конечно же, никто из них не заметил, как в окне дома, который только что покинула Дора, шелохнулась занавеска.

Придя в себя, Майкл огляделся. Плачущая посреди улицы графиня — это не то, что предназначено для любопытных досужих взглядов. Нужно было увести её, чтобы помочь успокоиться. Но куда? К Клариссе? Вряд ли обеим женщинам это понравится. В свою карету? Но это не принято — замужней леди укрываться в карете с другим мужчиной, может пострадать её репутация… Да к чёрту! Его любимая нуждается в немедленном утешении и помощи, с ней явно случилось что-то плохое, а он тут размышляет, как бы чего не вышло. Майкл осторожно взял Долорес-Софию за плечи, подвёл к своей карете и помог войти в неё. Он велел своему кучеру трогать к замку Оддбэй. После того, как их карета поехала, за ними следом пристроилась и карета Долорес-Софии, управляемая её кучером. Майкл достал свой платок и подал его плачущей женщине. Рыдание её постепенно стихло.

— Простите меня, — через некоторое время сказала юная графиня, — Я, наверное, вас напугала.

— Так что же случилось с вами?

— Я… Мне давно нужно с кем-то поговорить, но беда в том, что совершенно не с кем.

— Может, расскажете мне?

Долорес-София молчала, кусая губы.

— Это связано с вашим ребёнком? — рискнул Майкл, — Вернее, с ребёнком Питера и Бригитты. Верно?

Дора удивлённо и будто с какой-то надеждой посмотрела на Майкла.

— Вы всё знаете?

— Не всё, но основное.

— Но откуда? Впрочем, неважно.

Долорес-София выдохнула, устало облокотилась на спинку сиденья и рассказала:

— Приехала первая жена Фредерика, Элинор. Она собиралась выйти замуж в другой стране, и ей понадобилось разрешение от нашей церкви на повторный брак. А тут у нас с мужем появилось дитя, записанное как рождённое в нашем браке, и ей отказали в выдаче разрешения, как неспособной к зачатию, ведь их брак с Фредериком был расторгнут по причине бездетности.

Увидев, что Долорес-София замолчала, Майкл осторожно сказал:

— Простите меня, леди, я, как вы знаете, некоторое время назад потерял память, и не понимаю, почему ей запретили выходить замуж снова.

— Таков церковный закон. Пока причина бездетности была не выяснена, каждый из супругов мог вступить во второй брак. И теперь Элинор настаивает, чтобы Фредерик помог ей получить это разрешение, иначе угрожает судом и скандалом. Она знает, что это не его ребёнок и думает, что я изменила мужу, чтобы его зачать — так же, как сделала когда-то она сама.

— И что по этому поводу думает предпринять ваш муж?

— Фредерик вчера поехал в Йорк к архиепископу. Он не сказал мне, что собирается там говорить. Но я бы хотела, чтобы он рассказал всю правду — начиная с того, как они солгали вместе с Элинор, чтобы получить разрешение церкви на развод с нужной им формулировкой о его причине. Теперь, когда меленький Эдвард принял крещение, я не боюсь ответить перед церковью за свой грех, состоящий в том, что я назвалась его матерью. Я даже хочу этого. Мне очень, очень тяжело на душе всё последнее время. Но Фредерику тоже несладко пришлось, ведь это я его заставила принять малыша. Поэтому я не могла разделить с ним ещё и свою боль и свою вину.

Майкл с сочувствием смотрел на графиню. После некоторого молчания спросил: